Студия звукозаписи «Берберян»
Berberian Sound Studio

События переносят зрителя в 1970-е годы, в итальянскую студию звукозаписи, куда по приглашению местного продюсера приезжает англичанин Гилдерой, чтобы принять участие в озвучивании оккультного фильме ужасов об охоте на ведьм. Проблема в том, что британский кудесник, способный извлекать звуки из чего угодно, никогда раньше не сталкивался с этим жанром. Поэтому всё, что он видит, и с чем соприкасается на работе, вызывает у него смешанные чувства. Этот законченный невротик, с которым зритель вроде как должен себя идентифицировать, попадает в логово латентных психотиков, и с этой минуты в фильме и в душе героя поселяется всё нарастающая тревога.

Первая ассоциация, которая возникла у меня уже минут через десять после начала, что это новый вариант «Бартона Финка». Там, как вы наверно помните, бродвейский драматург прибывал в Голливуд, чтобы написать сценарий для спортивного фильма, про который знать ничего не знает. Иронично переосмыслив жанры, стили и мифы, причудливо смешав реальность и вымысел, братья Коэны отправили Финка не на Фабрику Грёз, а в самое что ни на есть Зазеркалье. Вот и здесь вполне правдоподобный, на первый взгляд, сюжет постепенно обнажает всё более гротесковую сущность. 

Не самый радушный приём, отсутствие вдохновения, неясность поставленной задачи, а также интриги в творческой группе как-то не очень располагают Гилдероя к работе. И он систематически порывается уехать обратно, тем более что денег за оплаченный им самим авиабилет ему так и не собираются возвращать. А тут ещё чуть ли не ежедневно приходят душещипательные письма из дома. В общем, ничто не держит Гилдероя в недобросердечной Италии, кроме какой-то загадочной и противоестественной силы, рабом которой он постепенно становится помимо собственной воли. 

Монструозный мир производства «спагетти-хорроров» выглядит прибежищем вселенского зла, населенным инфернальными демонами, и никак не хочет умещаться в прокрустово ложе доступных пониманию Гилдероя истин, оказываясь непредсказуемым и алогичным. Тотальный саспенс, который начинает проявляться с самого первого кадра, подчеркнутый интерес к темной изнанке человеческой психики и влияние традиций film noir делают в совокупности всего лишь второй фильм британца Стриклэнда изящной синефильской головоломкой.

Карикатурные персонажи и студийные ужасы, окружившие Гилдероя дикими воплями актрис, работающих на озвучке, производят на хрупкую психику англичанина гнетущее впечатление. Но чем чаще у героя сносит крышу, тем больше поводов для нервного смеха возникает у меня как у зрителя. К середине фильма я, кажется, начинаю понимать, чем собственно подкрепляется мой диковатый смех, помимо того, что он является защитой от этой дискомфортной звуковой какофонии из злобных реплик и хрустяще-скрипяще-шипяще-булькающих шумов, имитирующих расправы и казни в той трэшевой эпопее, над которой работает Гилдерой. 

Я, кажется, разгадываю этот секрет Полишинеля, и пазл наконец складывается: если это и вариация «Бартона Финка», то такая, какую бы взялся сотворить Дэвид Линч. Больше того, рискну утверждать, что это не просто эксплуатация метода и основных приемов Линча, но и путешествие по его фильмографии — от «Головы-ластик» до «Малхоланд-драйв». Как и Линч в своих мистико-галлюциногенных шарадах, напоминающих сновидения, Стриклэнд, оставляет героя своей фантасмагории один на один с неизвестностью. В итоге Гилдерой переступает границы реальности, чтобы раствориться в световом луче, воплотив тем самым бессознательное стремление всякого киномана, для которого игра света и тени на белом экране с некоторых пор становится важнее видимой и осязаемой действительности.

Текст Андрея Малого, Новосибирск, Россия. Оригинал на сайте Кинопоиск