СЛУГА

"Духов день" Сельянова стал фантасмагорией о становлении русского духа на излете советского морока. "Слуга" Абдрашитова, вышедший чуть ранее, в 1988 - это удивительная фантасмагория о гибнущей цивилизации советской номенклатуры. Дьяволиада как она есть с фантастическим Олегом Борисовым в главной роли. Вышедшие почти вместе фильмы стали своеобразной дилогией-реквиемом уходящему советскому дискурсу.

автор сценария
АЛЕКСАНДР МИНДАДЗЕ

оператор
ДЕНИС ЕВСТИГНЕЕВ

композитор
ВЛАДИМИР ДАШКЕВИЧ

художники-постановщики:
ОЛЕГ ПОТАНИН
АЛЕКСАНДР ТОЛКАЧЕВ

ССЫЛКИ:
Интервью Вадима Абдрашитова газете "Бульвар Гордона"
Интервью Вадима Абдрашитова Новой газете
Биография Вадима Абдрашитова
Биография актера Олега Борисова
Вредный человек. Эссе Таьяны Москвиной об актере Олеге Борисове в журнале "Искусство кино".
Биография актера Юрия Беляева

ЦАРЬ, РАБ И ХОР

Если принять кино как сотворенный миф, то кинематографический дуэт режиссера Абдрашитов и сценариста Миндадзе стал одним из самых интереснейших мифотворцев в советском кино. Даже в частных, бытовых историях, вторым планом неизменно ощущается стремление авторов к мифологическому обобщению. Метафизика жизни человека в государстве, системе, социуме, семье - вот их главная тема.

"Слуга" - фантасмагория, дьявольщина чистой воды. Мир советской номенклатуры здесь предстает как ИНОЙ МИР, с особыми законами, особыми отношениями, особой реальностью. Маленький тщедушный областной начальник - не начальник вовсе, а всесильный царь, маг и чародей, хозяин человеческих душ. Его неприметный водитель - совсем даже не водитель, а раб, продавший душу дьяволу, получивший взамен все земные блага, но так и оставшийся жалким презренным рабом, и в мыслях и в делах и в чувствах. Их жизнь - это история всепоглощающей любви-ненависти.

Абдрашитов и Миндадзе всегда тяготели к эпичности. "Слуга" стал кульминацией, одной из самых ярких вершин этого метода, превращаясь из банальной "психологической драмы" взаимоотношений советского начальника и его водителя (такой туповатый ярлык с легкостью шьется к фильму в бесчисленных анонсах) в мощную, завораживающую своим космизмом трагедию на манер древнегреческих.

Эту форму авторы воспроизводят буквально и недвусмысленно, сделав одним из важнейших элементов сюжета и всего образного строя картины хор. У греков хор - обязательное действующее лицо трагедии, "за сценой" комментирующий происходящее. В фильме хор является зрителям во плоти. Это и подарок, сделанный с барского плеча современным номенклатурным Мефистофелем своему слуге, но одновременно это и музыкальный закадровый комментарий: мощные, длинные хоровые куски вторгаются в течение сюжета, чтобы высказать свое слово.

Одно из таких слов - "Dies Ire" / "День Гнева" из "Реквиема" Верди, одного из самых необычных реквиемов в истории музыки, чувственного и страстного:

DIES IRE
Этот День, День Гнева,
Предреченный Давидом и Сибиллой,
Обратит мир в тлеющий пепел.

Все сущее с трепетом предстанет
Перед Грозным Судьей,
И покарает он каждого по грехам его.

В финале фильма хор, под взмахи новоявленного слуги-дирижера, уже не за сценой, а на сцене, прямо в камеру, старательно выпевает задушевные мелодии, лейтмотивом проходившие через весь фильм, когда вдруг мелодии эти начинают складываться в бессмертные латинские слова "Реквиема". Реквиема по погибшей душе главного героя, водителя и дирижера:

REQUIEM
Вечный покой даруй им, Господи,
И свет им вечный да воссияет…

В этом эпизоде гениальный кинокомпозитор Владимир Дашкевич процитировал свой знаковый музыкальный лейтмотив из предыдущего фильма Вадима Абдрашитова об еще одной погибшей душе, "Плюмбум, или опасная игра".

Мне как музыканту и композитору чрезвычайно интересно и полезно было работать над сценариями Миндадзе, потому что там, как нигде, необходима музыка, которая улавливает подсознательные процессы. Это не лирика, это не патетика, это не ирония даже, а это нечто другое, что что-то шевелится в каких-то подспудных движениях нашей страны. Вот эти подспудные решения, они решают, что будет происходить завтра, иногда они возвращаются назад, и у нас прошлое как бы путается с настоящим. Получается такое Зазеркалье… (Владимир Дашкевич)

Зазеркалье - одна из излюбленных кинематографических тем Миндадзе-Абрашитова. В иную реальность попадает персонаж Владимира Гостюхина из "Охоты на лис", когда его избивают на улице подростки. В Зазеркалье, а не на военные сборы уходят персонажи "Парад планет". В странном, иррациональном, зазеркальном мире пребывают и персонажи "Слуги". Им уже никогда не выбраться из него.

Андрей Смирнов, Ижевский киноклуб

Отношения сценариста и режиссера авторского кино далеки от идиллии: сценарист пишет некую интересную ему историю, режиссер же неизменно адаптирует сценарий под себя в соответствии со своим видением этой изначально чужой истории. Вадим Абдрашитов, с первого своего фильма взяв в постоянные союзники сценариста Александра Миндадзе, близкого ему и творчески и духовно, с каждой новой картиной добивается необыкновенной цельности событийности (сюжетной структуры) и собственно режиссерской работы.

Для меня драматургия - как пружина в часах. Если она некачественная, то ни блестящий циферблат, ни прекрасные новые стрелки, ни замечательно нарисованные цифры не заставят часы идти. Именно поэтому мы с Миндадзе сверхответственно относимся к сценарию и продолжаем работать над ним до конца картины. Ведь когда пишешь режиссерский сценарий, в голове снимаешь идеальное кино, а потом все, что написано, во время съемок начинает стыковаться с реалиями самой жизни. И в этот момент особенно важна совместная с драматургом работа над сценарием, его адаптация к реальности, но такая, что не нарушает общей идеи, ради которой мы и снимаем кино.

Вадим Абдрашитов

В "Слуге" нам было интересно, что один человек сформировал жизнь другого человека, придумал ему хор, придумал ему жену и вдруг оказалось, что этот человек очень талантливый хоровой дирижер и прекрасно живет с этой женщиной, которую ему подсунули. То есть, на этом обмане, на этой лжи вдруг вспыхнула талантливая и счастливая жизнь. Вот такой оборот, который, мне кажется, опровергал те традиционные построения соотношений добра, зла, что есть хорошо, плохо, и показывал, куда более интересную, глубокую вообще взаимосвязь добра и зла, когда иной раз из зла произрастают цветы добра.

Александр Миндадзе

МИКРОКОСМОС ЧЕЛОВЕКА
Интервью Вадима Абдрашитова

- С чего же начался режиссер Абдрашитов? Как случилось, что из преуспевающего главного инженера вы переквалифицировались в студента режиссерского факультета ВГИКа?

- Да, сначала я учился в физтехе, затем перевелся в Московский химико-технологический институт им. Д. И. Менделеева (МХТИ), где была известная в те годы любительская киностудия.

В 1967 году, после окончания МХТИ, по тогдашним законам я должен был отработать три года. Пошел на Московский электровакуумный завод, где трудился в цеху по изготовлению цветных кинескопов. Работал мастером, бригадиром, потом стал начальником большого цеха - впоследствии, кстати, это мне весьма пригодилось, - были и другие выгодные рабочие предложения…

Но… В 1970 году поступил во Всесоюзный государственный институт кинематографии, на режиссерский факультет, в мастерскую Михаила Ромма. Вскоре, когда я был на втором курсе, Михаила Ильича не стало, и наш курс доводил до диплома Л. А. Кулиджанов.
На третьем курсе я снял 40-минутный фильм "Остановите Потапова!" по сатирическому рассказу Григория Горина.

Фильм стал довольно известным. Его увидел Юрий Яковлевич Райзман, его мнение было для меня особенно ценным. Он, напротив, сказал, что это интересно, необычно, чтобы я шел на защиту с этой работой, а затем приходил к нему, в объединение "Товарищ" на "Мосфильм". Так я досрочно защитился. Мне посчастливилось работать рядом с Райзманом более двадцати лет.

Долго, почти год, я искал свой первый сценарий, перечитал их больше двухсот, среди них было много хороших, по которым впоследствии были сняты достойные фильмы. Меня заинтересовал сценарий "Кто-то должен защищать" молодого, мало кому известного тогда Александра Миндадзе. Я позвонил автору, мы встретились и вскоре приступили к работе. Вот уже без малого почти тридцать лет мы работаем вместе, мы сделали одиннадцать фильмов.

- Те задачи, вопросы, с которыми вы пришли тридцать лет назад в кино, изменились сегодня?

- Со временем у меня появился опыт. В кино мне всегда был интересен человек. Меня до сих пор мучает вопрос: почему хорошему человеку так трудно живется, почему, попадая в ту или иную среду, он поддается ей? И вообще, почему "все не так, ребята"? Меня всегда интересовал конкретный человек в конкретных обстоятельствах. Что происходит с этим простым человеком, что происходит с ним и его любимой, как выглядит история их любви на фоне жизни общества.

- Ваши герои боятся любви или любовь их спасает?

- Ну, в каждой истории все по-разному. В "Магнитных бурях" просто рассказывается история любви. И хотя это сильная и крепкая любовь, но, что называется, людей, словно песчинки, переносят с места на место эти самые вихри и бури, и любовь становится трудной. Во "Времени танцора" все истории любви - там четыре пары - достаточно трагичные. За героями осталась война, и это не может не отразиться на их психике, характерах, поступках. Люди живут в реальном мире, в реальном времени, после абсолютно реальной и страшной войны. Любовь "спасает - не спасает"… Я бы несколько по-другому ставил вопрос: можно ли сохранить это чувство? Как оно деформируется, что с ним происходит? Вот что интересно.

- Как по-вашему, жизненные сложности человек придумывает сам? Например, ваш герой несет ответственность за свои поступки?

- Он ответственен в той степени, в которой может быть ответствен. Скажем, герой "Магнитных бурь" может отвечать за все то, что он делает, за все свои поступки. Но он переживает какую-то напасть. И эта напасть находит на него, как болезнь. Он понимает, что болен, но избавиться от неизвестной болезни он не может. Должен он отвечать за это или нет? Ну, наверное, как любой заболевший человек, он может помочь себе выздороветь, должен искать какой-то выход, а может, наоборот, усугубить свою болезнь. Я хочу сказать, что в определенной степени человек и отвечает за себя, за свои поступки, а в определенной степени он находится в многочисленных и сложных взаимосвязях со средой, со временем. Так что человек находится под давлением всех этих направленных на него векторов разных сил, в том числе он находится в определенном магнитном поле, под физическим воздействием силовых полей и, конечно же, истории, если хотите.

- Такой ваш персонаж, как Плюмбум, сначала совершает поступки в эмоциональном порыве, а только потом думает?

- Несмотря на то, что этот персонаж условный, он, так сказать, выращен в колбе советской действительности. Это Мальчик, которому одновременно пятнадцать и сорок лет. Мальчик, который, наблюдая несовершенство жизни и людей, не испытывает боли, физической боли. Да, это условный персонаж, тем не менее он настолько в картине живой, что лично у меня вызывает сочувствие как ребенок-калека, не осознающий своей инвалидности.

- А главный герой в "Охоте на лис" действительно руководствуется искренними намерениями, он действительно обладает христианским характером?

- Да нет, почему?! Я так скажу: он не блаженный, не святой. Если вы помните, его избили два подростка в городском саду, когда он пьяный возвращался домой. Просто так, взяли и избили. Их нашли. Одного посадили, в то время как другой - основной виновник - остается на свободе. Он пытается хоть как-то восстановить справедливость - не получается. Тогда он пытается помочь парню, хотя бы как-то поучаствовать в его судьбе. Пытается изменить его, подстроить его под себя, дать собою пример. А тот не хочет этого. Способ жизни, который он ведет, ему нравится. В этом-то и драматизм жизненной ситуации главного героя. Нежелание парня поменять свой стиль жизни и наводит его на какие-то размышления и поступки, а в итоге он сходит с рельсов как показано в картине, налаженной жизни.

- Всех ли своих героев вы любите?

- Люблю - не люблю своих героев? Естественно, люблю, иначе просто не снимал бы картины про них. Героям сочувствуем, переживаем за них и вместе с ними. У нас в картинах нет подлецов и мерзавцев. У каждого человека своя правда. Когда человек попадает в обстоятельства, которые сильнее его, он, конечно, вызывает сочувствие. В каком-то смысле все эти истории про нормальных, хороших людей, достойных другой жизни, вполне достойных быть счастливыми, но они таковыми не являются. Почему? Вот об этом картина.

- В каком пространстве вы сейчас "пребываете": в каком-то новом проекте или "отдыхаете" от завершенной работы?

- Еще два-три месяца, полгода, придется заниматься прокатом и другими делами, связанными с выходом последней картины.

- Почему вы тяготеете к таким названиям: "Парад планет", "Магнитные бури"?

- Так выходит, такие получаются названия. Сценарий "Парада планет" назывался "Сборы". Сценарий "Магнитных бурь" - "Волнение". Но потом по ходу дела мы с Александром Миндадзе придумали другие названия, которые, надеемся, не только что-то означают, но и имеют второй, "метафорический" смысл. Мы просто пытаемся говорить языком кино, от которого уже многие отвыкли.

- Как-то Чулпан Хаматова в своем интервью заметила, что, в отличие от нового поколения режиссеров, вы уделяете особое внимание времени и месту действия, дабы актер мог полноценнее войти в свою роль. Вы придерживаетесь традиций школ Станиславского, Михаила Чехова?

- Нет. Просто, когда есть роль, актеру уже есть с чем работать. Особенно таким актерам, как Чулпан Хаматова, Вика Толстоганова и другим нашим актерам, которые могут привнести в образ что-то свое.

- Насколько болезненно вы относитесь к критике?

- Критика… Да ее вовсе нет. За исключением трех-четырех человек, мнение которых для меня интересно. Когда вышел фильм "Магнитные бури", появилась критика на него, но какое отношение она имеет к картине "Магнитные бури"? Про что там пишут? Критика в некоей растерянности. То же самое было и с фильмом "Парад планет".

- То есть где-то внутри режиссерской души всегда присутствовало убеждение в том, что все, что он делает, - правильно?

- Еще учась в Физтехе, я уже знал, что буду заниматься кино.

- Почему вы никогда не экранизировали знаменитые произведения? С кем из классиков вы можете соотнести себя? Как-то в одном интервью вы сказали: "Если бы Достоевский был кинематографистом и жил в Швеции, он мог бы стать вторым Бергманом".

- Я так сказал?

- Ну, да.

- Скорее всего, это действительно так. А вот я себя ни с кем не соотношу. Мы с Миндадзе находимся в какой-то своей нише. Живем на каком-то ну, если не острове, то на "полуострове". Мы, естественно, связаны с традициями нашего отечественного кино. А это означает, что в первую очередь мы связаны с традициями русской литературы, в произведениях которой герои задают себе вечные вопросы: что есть жизнь? почему все складывается именно так? почему в конце концов все не так, как надо? и как на самом деле надо?
Мы живем на отдельном полуострове. Делаем и делаем свое кино.

- Вы согласны с Бергманом, что задавать вопросы в кино - уже достаточно для того, чтобы кино состоялось?

- Думаю, этого достаточно. Вот если бы еще знать ответы на вопросы, которые задаешь, а иначе какой смысл делать кино?

Ольга КАЗАНЦЕВА (№6 [32] Август'2003), журнал РОЛАН

ПИСАТЕЛИ ФИЛЬМОВ.

Беседа режиссера Вадима Абдрашитова, сценариста Александра Миндадзе и композитора Владимира Дашкевича с журналистом Радио Свобода Вероникой Боде.

Вадим Абдрашитов:
Очень четкое ухо у драматурга Миндадзе, очень точное перо, очень сложная и интересная драматургия, новаторская...

Владимир Дашкевич:
Саша вообще мало похож на свои сценарии. Он очень хорош в компании, он замечательный друг, очень чуткий человек, но он такой - как бы простой, нормальный, приятный, интеллигентный человек. А в его сценариях всегда живет некая дьявольщина...

Вероника Боде:
Творческий путь кинодраматурга Александра Миндадзе начался в суде.

Александр Миндадзе:
Мне было семнадцать лет. Во ВГИК и в Литинститут, куда я собирался тогда поступать одновременно, нужен был рабочий стаж. Во всяком случае, я чрезвычайно благодарен этому судебному своему опыту. Я работал секретарем судебных заседаний. Это была жизнь в ее концентрированном виде, и это было интересно. Это был конец шестидесятых годов, что-то происходило с людьми, с их отношениями под спудом, под прессом власти. Суд был советский, подробный, неделикатный, женщины-заседательницы были очень любопытны, и таких дел было десять за день. Если говорить языком того времени, прямым, это было такое познание жизни по Горькому, что иди-ка ты в народ, и так далее. Все-таки писатель должен часть своей жизни жить неписателем. Жизнь, которой ты живешь как все, она впоследствии становится той центробежной силой, которая тебя ведет, твою руку, и которая в общем хитрее любого хитроумного драматурга. Она так безапелляционно, но так абсолютно беспроигрышно выстраивает цепь доказательств человеческих поступков, как только может выстроить сама жизнь: такого сам не придумаешь. Но приходится придумывать, поскольку ты профессиональный писатель. И вот получается, что ты пишешь подчас про простых людей, про их жизнь, вторгаясь туда в спецодежде советских писателей, то есть, в кожаном своем пиджаке, и ты пишешь правду, но все-таки эта правда - не до конца, и кожаный пиджак нет-нет и проглядывает среди человеческих страстей и поступков.

Вероника Боде:
В основе первого сценария Александра Миндадзе - случай из его судебной практики. 74 год. Будущий фильм "Слово для защиты". К этому времени Миндадзе уже выпускник сценарного факультета Всесоюзного Государственного Института Кинематографии. Сценарием заинтересовался молодой режиссер Вадим Абдрашитов.

Вадим Абдрашитов:
Во ВГИКе я защитился не дипломом, а курсовой работой, сатирическая комедия по рассказу Григория Горина "Остановите Потапова", и с этой картиной был приглашен на работу на "Мосфильм" и стал искать сценарий для своего дебюта большого. Прочел огромное количество сценариев, более двухсот, пока по прошествии более года совершенно случайно не прочел сценарий, который был написан неизвестным мне молодым автором Александром Миндадзе - "Защитник" было рабочее название будущей картины. И когда я прочел, я понял, что это мое, я обязательно это должен, не могу не снимать. Я позвонил автору, мы как-то быстро познакомились и мгновенно начали работать. Вышла картина "Слово для защиты". В процессе работы над ней у нас появился замысел будущей картины "Поворот" - и так далее, и так далее. У нас какие-то общие пристрастия, наверное, общие взгляды, общие вкусовые установки, громко говоря, как-то, наверное, одинаково понимаем жизнь вокруг себя, течение времени - вот эти все вещи. А что касается качества того, что написано Миндадзе, то для меня он - один из лучших, если не лучший современный кинодраматург. Очень чуткое ухо у драматурга Миндадзе, очень точное перо, очень сложная и интересная драматургия, новаторская. Каждый раз, когда мы начинали картины свои, мы каждый раз начинали совершенно новую для себя историю. Картина "Парад планет", она совершенно другая, чем предыдущая картина, скажем, "Остановился поезд". А та в свою очередь разительно отличается от "Охоты на лис". Отличается по способу делания, по стилю, если хотите, по степени и природе условности. Когда ставятся новые задачи, несмотря на то, что это очень сложно, это чрезвычайно интересно.

Вероника Боде:
76-ой год. Фильмом "Слово для защиты" положено начало творческому союзу Миндадзе-Абдрашитов. Впереди - двадцать пять лет совместной работы. Десять фильмов. В советские времена все картины приходилось пробивать с большим трудом. И все впоследствии отмечались премиями - либо государственными, либо международными. Александр Миндадзе на сегодня76-ой год. Фильмом "Слово для защиты" положено начало творческому союзу Миндадзе-Абдрашитов. Впереди - двадцать пять лет совместной работы. Десять фильмов. В советские времена все картины приходилось пробивать с большим трудом. И все впоследствии отмечались премиями - либо государственными, либо международными. Александр Миндадзе на сегодняшний день единственный российский сценарист - обладатель двух "Ник" и множества других престижных наград, среди которых приз Берлинского фестиваля "Серебряный медведь" и премия Эннио Флаяно "За литературный вклад в кинематограф". Говорит исследователь творчества Миндадзе и Абдрашитова американский славист, профессор Питтсбургского университета Владимир Падунов.

Владимир Падунов:
Первое, что нужно сказать о сценариях Александра Миндадзе, что они блестяще написаны. Это можно включать в любые курсы, скажем, в Америке для студентов, аспирантов по литературе - современная проза. Они читаются очень красиво и хорошо, и хорошо сделаны, написаны. Второй момент - это его совместная работа с Вадимом Абдрашитовым, их картины. Это постоянный поток первоклассного кино именно о современной действительности. На первом месте всегда стоит современность и это, пожалуй, самая важная первоначальная часть творчества Саши Миндадзе. То, что он смотрит таким глазом на современный окружающий свет, не прячется нигде. Картины не только дают нам обзор современности, но этот обзор включает в себя все сложности, противоречия, трудности, а с другой стороны, и яркости современной жизни. В этом отношении он уникален, там нет у него конкурента. А потом просто картины важны вот с какой с точки зрения - что такое русская идентичность, что такое русская национальность, что такое современное русское мышление в общественном плане. Каждая картина, начиная с первой картины "Слово для защиты", все они идут по одному этому потоку. И это величайшее достижение как и Саши Миндадзе, так и Вадима Абдрашитова. То есть, для западных специалистов по российскому кино Александр Миндадзе просто стоит на самом первом месте как сценарист.

Вероника Боде:
Ранние фильмы Миндадзе и Абдрашитова - "Слово для защиты" и "Поворот" (78 год) критикой приняты доброжелательно. Но скоро их картины поставят в тупик и прессу, и власти. 79 год. Фильм "Охота на лис". В инстанциях авторы представляли свою работу как "фильм о рабочем человеке". Но история рабочего человека получилась странная. Героя избивают в парке два подростка. Одного из них осуждают на три года. Героя мучает чувство вины. Он начинает навещать своего обидчика, добивается его досрочного освобождения. Жена ревнует героя, думая, что он ездит к женщине. Позже "Охоту на лис" называли "первым гомосексуальным фильмом". Авторы с этим не согласны. "Это было бы не так интересно", - говорит Александр Миндадзе. Фильм - об одиночестве. Вполне благополучный герой обретает тайный внутренний мир, без которого жизнь его пуста.

Александр Миндадзе:
"Охота на лис", а впоследствии "Парад планет", кстати, попал в горком партии на просмотр, где Гришин сказал, что это вредная картина. Шесть копий тираж - это равносильно тому, что картина закрытая, ее нет. То есть, это очень хороший способ не устраивать скандалы с тем, что что-то мы закрыли, а просто дать шесть копий. То есть, фактически закрыли, а повода обижаться у представителей творческой интеллигенции нет. Жалко, конечно, того времени, что мы потратили, приезжая в восемь утра в Госкино и дожидаясь, когда из машины выйдет Ярмаш. Но вместе с этим это была жизнь, и был в этом даже свой азарт.

Вероника Боде:
Сложная судьба и у фильма "Остановился поезд". 82 год. Картину объявили антисоветской. Авторы сдавали ее целых девять месяцев.

Александр Миндадзе:
В каком-то смысле эта картина гиперреалистична, публицистична, мне кажется, в хорошем смысле слова. Потому что существует две правды жизни, существует отношение, но третья правда остается основной - что поезд остановился. И вроде бы такая знакомая публицистике тема, что дыры от разгильдяйства закрываем собственными телами, Матросовы, елки-палки. Вроде бы такая, по тем временам, смелая публицистика. В то время это было нашей с Вадимом уловкой, потому что, мне кажется, мы заглянули за эту публицистику и рассказали о той жизни людей - о тупике.

Вероника Боде:
Фильм "Остановился поезд" имел неожиданные последствия. В том самом городе, который был выбран местом действия случайно, вскоре произошло несколько серьезных железнодорожных аварий. И по той же самой причине. Миндадзе как в воду глядел. Случайно ли это?

Александр Миндадзе:
Наши картины не очень понимала критика. Поначалу не понимала, понимала чуть позже, и видела даже почему-то в этом какое-то наше прозрение, некие преждевременные мысли, к которым мы с Абдрашитовым совершенно специально не стремились: так получалось. Ну, наверное, какие-либо тенденции времени, просто они, эти тенденции не лежали снаружи, а были где-то подспудно, в каких-то опосредованных связях. Мы их, может быть, интуитивно нащупывали и, может быть, потом эти тенденции становились, потаенные, явными.

Вероника Боде:
Почему советская цензура все-таки пропускала эти фильмы?

Вадим Абдрашитов:
На протяжении долгих лет мы отстояли все свои картины и фактически не сделали ни одной поправки. Это поразительно, но это так. За исключением, пожалуй, картины "Охота на лис", которую мы отстояли, но шрам, цензурой нанесенный, там все-таки существует. Мы сдавали картины, обещали, что сделаем, и ничего не делали. Не делали поправки, сохраняли картину. А события были подчас крутые. Вокруг "Парада планет", например, когда руками чиновников ничего не удалось с нами сделать, был вдруг собран такой целый худсовет, где руками наших коллег пытались уничтожить и картину, и нас. Мы это, конечно, сильно переживали, у нас были неприятности постоянно, но мы не устраивали из этого шоу, мы не превращались в диссидентствующих, обиженных советской властью людей, прекрасно понимая, что весь вопрос в тактике взаимоотношений с этой самой цензурой. Даже в самые крутые застойные времена сделанные картины не заставляют меня думать о том, что как бы снять имя. Я и сейчас, и Миндадзе тоже, я уверен, подписались бы под этими фильмами.

Александр Миндадзе:
Многие люди, включая и нашего министра, понимали в ту минуту, что их обманывают, а мы понимали, что они понимают. Вот на таком взаимном понимании это все и происходило. Конечно, цензура была цензурой, и это отвратительно, но в данном случае мы с Абдрашитовым - люди от нее мало пострадавшие. Просто цензура не понимала того, что мы делаем, равно как не понимали наши прогрессивные критики. Было очень много инстанций, каждая инстанция давала поправки, которые надо было выполнять. Эквилибристика была в том, чтобы не делать то, что они хотят, сохранять то, что важно, и наоборот, делать то, что неважно. Это была целая стратегия. Прием был только один, не ахти какой хитрый. Мы цеплялись за те поправки, которые были для нас совершенно несущественные, и тут возникал даже порой конфликт, который мы старательно раздували вокруг несущественных поправок и потом с боем, со слезами на глазах, почти что лживыми, мы это дело уступали. Таким образом, в тени оставалось то, что было для нас существенным.

Вероника Боде:
Картину "Парад планет" (84 год) тоже пришлось "пробивать".

Александр Миндадзе:
Нас не за что было поймать на уровне сценария, потому что сценарии были просто непонятные. Вот шесть людей идут на военные сборы, потом они ходят-бродят, почему-то избегают женщин, почему-то не пьют водку. Ну, ничего вроде бы крамольного не происходит. Мы занимались внутренними вещами, мы пытались вскрывать подтекст жизни и подтекст настроения. И если нам недоуменно задавали вопрос: ну ладно, вот этот непонятный сценарий "Парад планет", давайте может они будут рыбаки, может, они будут рыбу ловить, ну чего они ничего не делают? То как раз они в эту минуту, задавая с улыбкой этот невинный вопрос, который для них ничего не значил, они, конечно, попадали в точку, только об этом даже не догадывались. Потому что там люди бегут от своих социальных ролей, достаточно они разные люди и каждый бежит от себя во время этих сборов, еще плюс погибнув под ударом символической ракеты. То есть, они никто, и они с радостью находятся между реальностями.

Вероника Боде:
Бегущие от жизни герои фильма отправляются в странное путешествие: сначала попадают в город женщин, потом в город стариков - дом престарелых, где каждый находит себе символического отца или мать. Главный герой, Герман, в исполнении Олега Борисова, беседует с женщиной, которая принимает его за своего пропавшего сына.

Александр Миндадзе:
Это герой того времени, а именно начало 80-х годов, когда нет никаких внешних признаков, каких-либо ценностей или жизненных стимулов, когда вся жизнь внутри этого человека, когда обо всем переговорено, все, в общем, ясно. А разрушить действительность, если ты не революционер, не диссидент и не идешь на баррикады, невозможно. Значит, ты живешь вглубь, исповедуешь исключительно духовные ценности, вот так, сбегая от общества. Это человек, живший среди нас, и таких людей было много, человек со своим "внутренним подпольем", который абсолютно механистично проживает эту жизнь, не совершая никаких резких поступков. Но вместе с тем он напряженно живет тем, что у него внутри. Потом появился, и сейчас совершенно другой герой, новая жизнь, новые стимулы, и внутренней жизни никакой нет на самом деле. Внешняя жизнь, стремление достигнуть какой-то цели, и стала внутренней. Потому что человек так хочет чего-то достичь, чтобы, допустим, разбогатеть (это не значит, что это плохо - разбогатеть), что это и есть его внутренняя жизнь, он с этим просыпается и с этим засыпает. Поэтому и искусство так наше отошло от традиций тех, которые наследовала советская литература, которая смотрела внутрь человека и пыталась понять, что в невидимой части айсберга.

Вероника Боде:
В творчестве Миндадзе все переплетено. Перекликаются прошлое и будущее. Незначительная деталь может обернуться судьбой, из нее вырастет новый сюжет. Так распоряжается сама жизнь, о которой пишет кинодраматург. В "Параде планет" бутафорская "война" выбрасывает героев в иную жизнь. Четырнадцать лет спустя в жизнь героев другого сценария Миндадзе ворвется война настоящая.
Фильм "Плюмбум или "Опасная игра" рождался на "водоразделе времен".

Александр Миндадзе:
Сценарий был написан до 85 года, снимался во время 85-го, и вышел тогда, когда сдать картину было гораздо проще, чем запустить сценарий. То есть, это было в разные времена. И, естественно, требовалась, как всегда, какая-то тактика для нас с Абдрашитовым, чтобы этот полупонятный сценарий каким-то образом прошел сквозь все жернова. И я очень хорошо помню, что мы всячески напирали в наших походах и разговорах о том, что надо сейчас сделать фильм о дружинниках, пора навести порядок. Такие были демагогические разговоры, которые даже как-то раз мы вели, придя по доброй воле в большой кабинет на Лубянке, и его хозяин, который предлагал сделать фильм о работниках органов, мы ему пытались всунуть замену в виде того, что мы сделаем фильм о дружинниках. Он слушал нас, глядя внимательно, сидя в просторном кабинете, но наш фокус не удался. Впрочем, и никакого запрета в тогдашнем Госкино не последовало. И этот полупонятный сценарий вот так, не без труда и с большой помощью нашего Армена Николаевича Медведева, который был тогда заместителем министра, он тогда прошел.

Вероника Боде:
Герой фильма "Плюмбум" - дитя "свинцовых советских времен". Он не испытывает боли, в четырнадцать лет чувствует себя сорокалетним. Он борется со злом - втирается в доверие к преступникам и "сдает" их дружинникам. В конце концов арестовывает собственного отца-браконьера.

Александр Миндадзе:
Для нас с Абдрашитовым "Плюмбум" - это авторский прием. Это коэффициент перед скобками в образе вот этого мальчика. Мы, естественно, наделили его живыми чертами и типичными чертами, как тогда писали, Павлика Морозова или какого-то комсомольца. Но на самом деле для меня эта фигура сконструированная, благодаря которой удается рассмотреть эту реальность вокруг. Рассмотреть уже вялых родителей, абсолютно серых, но поющих Окуджаву, официантку в ресторане, диктора телевидения. Рассмотреть всю эту жизнь при помощи такого умножения на фигуру. И он так точно пародирует эту жизнь, он ее заостряет, но корнями он абсолютно из прошлого, он из 37 года, из стукачей. То есть, он вбирает в себя приметы всяческие, исторические, социальные, любые. Это продукт общества.

Вероника Боде:
На фильме "Плюмбум" начинается совместная работа Миндадзе и Абдрашитова с композитором Владимиром Дашкевичем.

Владимир Дашкевич:
Тогда это было совершенно непонятно, что это за мальчик такой. Вот сегодня я бы сказал, что оттуда пришли такие люди, как вот этот монстр, появившийся в фильме "Брат-2" Балабанова, который тоже имеет право убивать украинцев, негров, американцев, русских. Вот это чувство абсолютной уверенности в том, что он имеет право всех построить, это было замечено Сашей Миндадзе еще в то время. Фильм тогда просто не поняли, хотя он имел как бы успех, и многие говорили: какие такие мальчики? Я помню, была конференция, где нас обвиняли в том, что мы сами приведем к тому, что такие мальчики возникнут. Они возникли, но они возникли через десять лет. Только сейчас понятно - Миндадзе предчувствовал это. Но должен сказать, что мне просто как музыканту и композитору чрезвычайно интересно и полезно было работать над этими сценариями, потому что там, как нигде, необходима музыка, которая улавливает подсознательные процессы. Это не лирика, это не патетика, это не ирония даже, а это нечто другое, что что-то шевелится в каких-то подспудных движениях нашей страны. Вот эти подспудные решения, они решают, что будет происходить завтра, иногда они возвращаются назад, и у нас прошлое как бы путается с настоящим. Получается такое Зазеркалье. Саша Миндадзе - это единственный сценарист, который эти процессы как-то подмечает. Саша вообще мало похож на свои сценарии. Он очень хорош в компании, он замечательный друг, очень чуткий человек, но он как бы такой простой нормальный, приятный, интеллигентный человек. А в его сценариях всегда живет некая такая дьявольщина, которая больше всего в выразилась в фильме "Слуга", на мой взгляд, где Борисов гениально сыграл некоего хозяина над человеческими душами, который ничего не говорит, и в тоже время заставляет людей выполнять самые страшные бесчеловечные его приказы.

Александр Миндадзе:
Нам было интересно, что один человек сформировал жизнь другого человека, придумал ему хор, придумал ему жену и вдруг оказалось, что этот человек очень талантливый хоровой дирижер и прекрасно живет с этой женщиной, которую ему подсунули. То есть, на этом обмане, на этой лжи вдруг вспыхнула талантливая и счастливая жизнь. Вот такой оборот, который, мне кажется, опровергал те традиционные построения соотношений добра, зла, что есть хорошо, плохо, и показывал, куда более интересную, глубокую вообще взаимосвязь добра и зла, когда иной раз из зла произрастают цветы добра.

Вероника Боде:
Композитор Владимир Дашкевич считает, что в фильме 91 года "Армавир" содержится еще одно пророчество Александра Миндадзе.

Владимир Дашкевич:
Вот в фильме "Армавир" он предугадал развал Советского Союза. Там есть замечательная сцена, когда они крутятся на чертовом колесе, все герои, и одни кричат: "Армавир! Киев! Воркута! Таллинн! Ташкент! Москва!" И все эти обрывки государства крутятся на чертовом колесе. Когда вышла картина, никто и не мог понять, зачем это сделано. Вот у него есть дар предчувствия, все его фильмы опережают реальность на пять, иногда даже на десять лет. Должен сказать о том, что работать с Миндадзе и Абдрашитовым безумно тяжело. Потому что это постижение происходит каждый раз, понемногу, по миллиметру продвигаешься к цели. Происходит все время вгрызание в толщу, на такие глубины, на которых ни они, ни я еще не работали. Мы как бы идем настолько глубже, чем это принято в нормальных фильмах, что это требует очень и очень сильного напряжения. Музыка может получиться сразу, может получиться не сразу, но ты понимаешь, что это - как бы в том духовном пространстве, в котором мы все живем, и нет необходимости становиться другим. В работе над сценариями Миндадзе надо обязательно стать другим.

Вероника Боде:
И вот - нет ни Советского Союза, ни советской цензуры. Жизни не узнать. 95 год. Герой фильма "Пьеса для пассажира", "новый русский", случайно встречает судью, который когда-то упрятал его в тюрьму. Герой фильма "Пьеса для пассажира" мстит своему врагу. Но это не приносит ему радости. Он начинает ожесточенно крушить собственную жизнь. Откуда эта безнадежность?

Александр Миндадзе:
Надо просто учесть, что под этим сюжетом лежит разлом просто общественных формаций, смена строя, что называется, а в каком-то смысле жизни одного человека не хватает на две общественные формации. А хватало на ту, где он только страдал. А сегодня - живи как ты хочешь, а жизни уже нет, он прожил ее тогда. Мне было интересно то, что всегда было интересным - осваивать человека, осваивать жизнь человека, то, как человек живет, что он думает, как он поступает, о чем он мечтает, как он переосмысливает, какие для него ценности. И эти ценности, кажущимся очень важными, оказываются бессмысленными. Сейчас опять наступает время, когда искусство должно пойти, как ни странно, вширь опять, как в 60-е годы. Потому что, углубившись в человека, мы совершенно забыли о тех колоссальных переменах, которые произошли за эти последние десять лет, и если мы писали об официантке, то это уже не та официантка. Это не тот же служащий, не тот же чиновник или солдат армии, и вообще та Россия, о которой мы забыли в том смысле, что живет огромная великая страна с миллионами людей, о которых я лично мало что знаю. Мне кажется, что сейчас наступает время, когда снова надо будет писать все заново, это совершенно другие персонажи. Мы пытаемся говорить о том, что каждый человек единичен и каждый человек достоин лучшей участи. Как, читая Шукшина, понимаешь, что эти люди достойны гораздо лучшей судьбы, и порой они видят звезды на небе.

Вероника Боде:
Герой сегодняшнего дня - не только "новый русский" или бывший хозяин жизни, оказавшийся на обочине. В стране идет война. И даже закончившись, она продолжает ломать человеческие судьбы. Об этом последний фильм Миндадзе и Абдрашитова - "Время танцора". 98 год.

Вероника Боде:
Фильм "Время танцора" взбудоражил умы. Если картину "Остановился поезд" клеймили как "антисоветскую", то "Время танцора" объявили "антирусской".

Александр Миндадзе:
Это упрек, который я даже всерьез принять не могу. Потому что она такая же точно антирусская, как и антикавказская и вообще анти. С другой стороны, мне кажется, что она абсолютно "за" - за человека просто. Мне кажется, что как раз этих людей жалко, вообще всех, которые там есть, в этой во всей мясорубке, хитросплетениях всех отношений. Во всяком случае, они вызывают у меня сочувствие. Мне кажется, своя правда есть у всех и какой-то одной правды нет, и фильм во многом об этом. О том, что нет одной правды, есть разные правды, есть истории, есть время, когда все правы и все не правы, все виноваты и никто не виноват.

Вероника Боде:
Фильм "Время танцора" получил множество наград, среди которых приз фестиваля в Локарно, Гран-при "Кинотавра", "Золотой Овен" и "Ника" за лучший сценарий.
Последний сценарий Александра Миндадзе, называется "Космос как предчувствие". Фильм по нему еще не снят. Вопреки ожиданиям, действие происходит не в наше время, а в конце пятидесятых. Снимать фильм по этому сценарию собирается Алексей Учитель. Но и совместная работа с Вадимом Абдрашитовым, конечно, продолжается.

Вадим Абдрашитов:
Когда первый вариант литературного сценария бывал написан, мы переходили к работе над сценарием режиссерским. Миндадзе на картине продолжал всегда существовать, очень часто и подолгу бывает на съемках. Он любит кино, любит его всерьез, соответственно, любит съемки как таковые, экспедицию, съемочную группу, и съемочная группа его любит. Он, конечно, кинематографист. И присутствие его на съемках бывает не то, что полезным, а просто необходимым. С ним очень легко работать, потому что он очень ответственно относится к работе. Потом он человек творческий, человек безусловно талантливый, и человек очень смелый в своем творчестве, и настолько мастер, что может и умеет отстраниться от собственного материала и уже смотреть на него глазами будущего зрителя.

Александр Миндадзе:
Наверное, именно благодаря Абдрашитову я и состоялся как кинодраматург, потому что мало кто из моих коллег может похвастаться, что вот он пишет, а существует единомышленник, который экранизирует то, что он пишет. Без него и не было бы вот этой судьбы в кино. Иллюзия или не иллюзия авторское кино, она родилась у нас. Евгений Иосифович Габрилович, Шпаликов, Григорьев, Клепиков, Рязанцева, они были писателями состоявшимися и самоценными как литераторы именно в кинематографе, авторами визуальной прозы. Вот я по мере сил унаследовал эту традицию. Но в этой ситуации был режиссер, которому я был интересен. Хоронили моего друга и соседа и ВГИКовского сокурсника Приемыхова Валерия, я просто стал вспоминать, как мы жили, и вспоминал вещи чисто бытовые. Как надо было взять дочку маленькую на руки, чтобы без очереди взять бутылку водки. В этом смысле, конечно, та жизнь уже кажется абсолютно экзотической. Что касается меня и Вадима Абдрашитова, то кино было сильным наркотиком. Мы делали одну картину в два года и, конечно, ничего кругом не видели. Это было для нас второстепенно и было не до социальной жизни, которая происходила в таком бытовом, я имею в виду, ключе. Сценарий, потом картина, сценарий - картина. Мы понимали, что вокруг жизнь, мы ее знали - вот видите, мы и водку покупали при помощи маленькой дочки моей Кати. Но на самом деле, конечно, мы не успевали даже этого замечать, потому что всегда хотели прежде всего работать, и в этом была наша единственная жизнь.