КНИГИ ПРОСПЕРО
PROSPERO'S BOOKS
режиссер: Питер Гринуэй
* Нидерландский кинофестиваль, Утрехт, Нидерланды, 1991: лучший фильм.
* Варшавский Международный кинофестиваль, Польше, 1991: приз зрительских симпатий.
* Лондонский кружок кинокритиков, Великобритания, 1992: премия за технические достижения.
* Номинация на премию Британской киноакадемии BAFTA, Великобритания, 1992: лучшие визуальные эффекты.
Вершина постмодернисткого кино 20 века, знаменитый фильм знаменитого режиссёра: необыкновенная интерпретация шекспировской "Бури" в плотном потоке визуальных, музыкальных и мультимедиа- образов с музыкой Майкла Наймана и гениальной операторской работой Саша Верни.
Просперо был любимой театральной ролью легендарного интерпретатора шекспировских ролей актёра Джона Гилгуда, и он несколько десятилетий добивался экранизации этой пьесы, ведя переговоры со звёзами режиссуры первой величины Орсоном Уэллсом, Акирой Куросавой, Ингмаром Бергманом и Орсоном Уэллсом. Проект с Уэллсом в качестве режиссера и исполнителя роли Калибана уже находилась в стадии подготовки, но финансовый провал фильма Уэллса и Гилгуда «Фальстаф» (1966) поставил точку и на "Буре", пока на горзонте не появился Питер Гринуэй, который с огромным энтузиазмом и свойственными ему перфекционизмом и духом экспериментаторства взялся за дело. Гиглуд сыграл в этом фильме логичную главную роль, и своим незабываемым голосом озвучил всю пьесу. Даже ради голоса Гилгуда и невероятно красивого шекспировского английского стоит смотреть этот фильм в оригинале с субтитрами.
Гринуэю был совершенно не интересен путь классической экранизации. Про этот фильм можно сказать:"кино как постмодернистская художественная практика". Это и кино - и игра в кино. Это и Шекспир - и игра в Шекспира. Великий текст творится на наших глазах и пишется на экране. Музыкально собирается почти опера. Здесь есть современный балет и даже цирк (одного из трёх ангелов Ариэлей играет 15-летний внук Чарли Чаплина из цирковой семьи). А перед нашим взором проходят буквально сотни аллегорических фигур и персонажей библейского, мифологического и исторического значения, и возникают огромное количество образов картин важнейших европейских художников Возрождения от Караваджо до Рембрандта. Режиссёр выступает здесь безумным музейщиком, собрав огромное количество аллюзий и отсылок к картинам того времени в одном художественном пространстве и времени. Здесь оказалось больше наготы, чем в любом полнометражном фильме, когда-либо снятом, но у Гринуэя нагота лишена эротизма, как не воспринимается эротической нагота в наследии эпохи Классицизма и Ренессанса.
Андрей Смирнов, Ижевский киноклуб
