ЭСТЕР КРУМБАХОВА

Гениальная художница, работавшая не только с Хитиловой, но и с другими чешскими режиссерами "новой волны" несправедливо обходится вниманиеми часто остается в тени своих более известных коллег. Но именно она наполняет вещественным, цветовым, фактурным материалом фильмы мэтров, вдыхает в них душу предметов и пространств, одухотворяет их своим неповторимым стилем.

Сформировавшаяся как личность до и во время войны, в своем подходе к искусству она сохранила легкое послевкусие модерна. Её сюрреализм вдохновляется логическим абсурдизмом кэрролловских романов об Алисе, а скрытая сущность героев претворяется в барочную избыточность деталей облачения и реквизита. Многие фильмы, в которых Крумбахова принимала участие, представляют собой уникальный сплав стилистики модерна с сюрреализмом и кубизмом (и их более узкими ответвлениями). Сама многоликость Эстер напоминает о давнишней идее «синтеза искусств», вдохновившись которой художники на рубеже XIX–XX веков стали заниматься всесторонним оформительством, и уже затем этот подход отразился в широте интересов сторонников классического авангарда. Реализуясь в живописи, в графике, в оформлении книжном и театрально-декорационном, фантазия Крумбаховой, ее взгляд на мир ярче всего проявились все же в дизайне кино- и театральных костюмов. В их авторском стиле высвечивается своеобразие всей чешской «новой волны», а фильмы обретают ту атмосферическую общность, которая обычно приписывается философии времени и общей эстетической школе.

К слову, пластический язык Крумбаховой в эстетике «новой волны» (графичность, черно-белая палитра или экспрессия красок) отличался от ее практики как художницы. Отнюдь не во всех ее рисунках, тяготеющих, отчасти декоративно, к экспрессионистскому стилю, есть та точная работа с линией, которую она демонстрирует в кино. Это тем более удивительно, поскольку в процессе подготовки Крумбахова не любила рутинной прорисовки эскизов, зачастую от нее отказывалась, вдохновляясь в работе над фильмом актом творческого переживания, фантазируя непосредственно на съемочной площадке.

Глубинной темой как Крумбаховой, так и многих представителей авангардного крыла чешского искусства, очевидно, имеет право считаться математически точный абсурдизм Льюиса Кэрролла. Фантазии, навеянные «Приключениями Алисы в Стране Чудес» и «Алисой в Зазеркалье», в чешском кино заслуживают отдельной рефлексии (впрочем, как и вопрос о влиянии поэтики английского абсурда). Эти два романа, почитаемые в XX веке за прототекст сюрреализма, во многом предупредили и кафкианский гротеск. Тем не менее, не обремененные ни сумрачным экспрессионизмом кафкианского мира, ни идеологической претенциозностью зрелого сюра, они сохранили форму чуть чопорной детской игры, и этим, безусловно, импонируют чешской ироничной миросозерцательности.